Вернись ко мне, ясный сокол
Еще самый свой первый электронный дневник я хотела использовать, как склад неоконченных своих писаний. И вот опять настал этот момент, пока я еще не перестала думать, как Габриэль Гарсиа Маркес в переводе, даже не знаю в чьем, но в наиболее распространенном:
Он смотрел на нее, не веря своим глазам. Лаура шла по улице, залитой солнцем, и белый солнечный свет, золотил ее волосы и волосы двоих ее детей, которых она держала за руки. Третий, старший из них, бежал впереди. Его волосы были темными, видно, в отца. Лаура ничуть не изменилась за те годы, что Поль не видел ее. Он легко мог представить, как эта же женщина говорит ему о своей научной работе, как с жаром впутывается в диспуты других аспирантов. А сейчас ее дети шли ему навстречу по улице, они улыбались, а старший ловко перепрыгивал через выдуманные препятствия. И хотя Поль, как всякий ученый, не верил ни в духов, ни в предначертания, он вдруг увидел как удивительный живой ум Лауры, ее жизненная сила, которая как он думал, поможет ей стать великой, получить если ни Нобелевскую премию, то мировое признание, вдруг оказалась не для того. Эта сила была тут сейчас, он так же ясно чувствовал ее, как много лет назад в лаборатории, перед тем как Лаура уехала, оставив лишь записку для него, и даже не отозвавшись на многочисленные звонки администрации Университета. Эта сила разливалась по улице, сверкала на солнце, она жила в Лауре, жила в этих смешных маленьких людях, которые, заприметив Поля и его яростный, прикованный к ним взгляд, прижались к этой маленькой женщине, в полной уверенности, что, пока она рядом, ничего не может им угрожать.
Он смотрел на нее, не веря своим глазам. Лаура шла по улице, залитой солнцем, и белый солнечный свет, золотил ее волосы и волосы двоих ее детей, которых она держала за руки. Третий, старший из них, бежал впереди. Его волосы были темными, видно, в отца. Лаура ничуть не изменилась за те годы, что Поль не видел ее. Он легко мог представить, как эта же женщина говорит ему о своей научной работе, как с жаром впутывается в диспуты других аспирантов. А сейчас ее дети шли ему навстречу по улице, они улыбались, а старший ловко перепрыгивал через выдуманные препятствия. И хотя Поль, как всякий ученый, не верил ни в духов, ни в предначертания, он вдруг увидел как удивительный живой ум Лауры, ее жизненная сила, которая как он думал, поможет ей стать великой, получить если ни Нобелевскую премию, то мировое признание, вдруг оказалась не для того. Эта сила была тут сейчас, он так же ясно чувствовал ее, как много лет назад в лаборатории, перед тем как Лаура уехала, оставив лишь записку для него, и даже не отозвавшись на многочисленные звонки администрации Университета. Эта сила разливалась по улице, сверкала на солнце, она жила в Лауре, жила в этих смешных маленьких людях, которые, заприметив Поля и его яростный, прикованный к ним взгляд, прижались к этой маленькой женщине, в полной уверенности, что, пока она рядом, ничего не может им угрожать.